Джеймс Клавелл - Гайдзин. Том 2
Джонни Тумаст рассмеялся.
– Тогда ему не миновать петли, уж это как пить дать. Наказание за бунт на корабле – смерть. Я прикажу команде не цепляться к вам, вы не цепляйтесь к ним – это тоже важно, понятно?
– Понятна, Андзин-сама, – ответил Хирага, разобрав только часть сказанного, голова у него раскалывалась от боли.
– Если что, приходите ко мне. Никаких драк, если только на вас не нападут первыми. Ваше оружие, пожалуйста. – Хирага нехотя отдал ему замотанные в одежду мечи. И «дерринджер». – Мистер!
Дверь каюты распахнулась.
– Да, сэр?
– Эти двое займут каюту третьего помощника, я провожу их.
Джейми встал и протянул руку Хираге.
– Счастливого плавания, вы можете писать мне, когда захотите, и Филип у… Тайре-сама. Как я вам говорил, я буду писать вам через свой банк, Гонконгский банк на Малле. Все это есть в тех бумагах, которые я вам отдал, вместе с объяснениями, как получать и забирать почту. Не ждите ответа раньше чем через четыре месяца. Удачи вам и счастливого возвращения. – Они пожали друг другу руки, потом Джейми пожал руку Акимото.
– Вы двое, идите со мной, – сказал Тумаст. Он провел их по коридору и открыл дверь. – Спать вы будете здесь, и старайтесь никому не попадаться на глаза, мистер Макфэй не хочет, чтобы вас узнали. После Гонконга будет легче. – Он закрыл дверь.
В молчании Хирага и Акимото огляделись. Каюта больше напоминала посудный буфет, чем жилое помещение. Места едва хватало, чтобы встать рядом. Масляный фонарь на шарнире тускло мерцал. Две грязные койки, одна над другой, у перегородки, под нижней – ящики. Матрасы, набитые грязной соломой, и шерстяные одеяла. Вонь. Резиновые сапоги, повсюду разбросана нестиранная одежда. На крючках висят штормовые макинтоши.
– А это для чего? – ошеломленно спросил Акимото.
– Какая-то одежда, но она такая жесткая, как можно сражаться в этих штуках? Я чувствую себя голым без мечей.
– Я чувствую себя мертвым, не просто голым.
Палуба качнулась под их ногами, и они услышали громкие приказы наверху, вслед за ними матросы затянули размеренную морскую песню, готовя корабль к отплытию, загрохотала паровая машина и сразу задрожали все перегородки и палуба, усилив их тревогу. Теснота каюты, неприятный запах угольного дыма и смазки, затхлый воздух и еще более затхлый дух, исходивший от коек, давили на них. Палуба вновь ушла из-под ног, когда корабль качнулся на якоре, и Хирага метнулся к койкам и сел на нижнюю.
– Ты полагаешь, что мы на них будем спать?
– На чем же еще? – пробормотал Акимото. Зорко прищурившись, он откинул мятое одеяло в сторону. Все четыре угла матраса почернели от клопов, живых и мертвых; грубый холст матраса пестрел пятнами засохшей крови, отмечавшими места, где были раздавлены целые их поколения. Ему удалось сдержать приступ рвоты. – Поедем на берег, – проскрипел он. – С меня достаточно.
– Нет, – отрезал Хирага, превозмогая свой собственный страх. – Мы совершили чудо, мы спаслись от бакуфу и Ёси, и мы направляемся в самое сердце вражеской страны как гости, мы сможем выведать их секреты и научиться, как их уничтожить.
– Научиться чему? Как запороть человека до смерти, как месяцами жить в этой помойной яме? Ты видел, как грубо капитан обошелся с нами, он просто зашагал прочь, не ответив на наши поклоны. Пойдем… даже если мне придется добираться до берега вплавь! – Акимото взялся за ручку двери, но Хирага схватил его за рубашку и оттащил назад.
– Нет!
Акимото оскалился и зарычал на него, вырвался из его рук и тут же врезался спиной в дверь: в каюте негде было развернуться даже для драки, потом прокричал:
– Ты не один из нас, ты заражен гайдзинами! Пусти, лучше умереть достойно, чем жить вот так!
Внезапно Хирагу охватил ужас. Время остановилось. В первый раз он до конца осознал все огромность того, куда толкнул их его план: перед ними открывался чужой мир, мир варваров, оторванный от всего цивилизованного, и они уходили туда, оставляя позади все, что имело истинную ценность в этой жизни: сонно-дзёи, Тёсю, сиси, родительский дом, не оставляя ни жены, ни сыновей – ах, моя храбрая и такая удивительная Сумомо, как мне недостает тебя, уезжать вместе с тобой было бы легче, но теперь…
Его руки и ноги задрожали, сердце молотом стучало в груди, дыхание перехватило, каждая его частичка пронзительно кричала ему, чтобы он бежал из этого ада, воплощавшего все, что он презирал и ненавидел. Если и Лондон такой же, что угодно будет для него лучшим выходом, что угодно.
Он отпихнул Акимото с дороги и бросился к двери. Но вдруг остановился.
– Нет, – выдохнул он. – Я вынесу это! Вынесу! Мы должны сделать это ради сонно-дзёи, брат, мы должны вынести это, но что бы ни случилось, мы умрем как самураи, мы сложим наши посмертные стихотворения, вот что мы сделаем, мы сложим их сейчас, прямо сейчас, тогда больше ничто уже не будет иметь значения в этой жизни…
У причала на берегу боцман выкрикнул:
– Последний рейс на «Красотку», все на борт!
– Что ж, удачи, Эдвард, и счастливого возвращения, – сказала Анжелика, все еще снедаемая меланхолией, но с робкой улыбкой, которая осветила все его существо. – Будьте осторожны!
Попрощавшись ранее с сэром Уильямом, она доплакала оставшиеся слезы в уединении своей комнаты – столь о многом приходится плакать в эти дни, подумала она, откуда берутся все эти слезы, и все же, когда сердечная боль утихла, голова ее просветлела и ясность мысли вернулась к ней. Вновь овладев собой, она сошла вниз и, опять наедине, встретилась с Горнтом. Они сказали друг другу все, что нужно было сказать. Сила, уверенность в себе и любовь, которые он излучал, оттеснили все дурное в сторону.
Эдвард будет для меня хорошим мужем, подумала она, глядя на него, хотя и никогда не заменит моего Малкольма, это совсем другое.
– Теперь с вами все в порядке? – спросил он.
– Да, спасибо, дорогой. Возвращайтесь скорее.
Он поцеловал ее протянутую руку.
– Всего доброго, мэм. – Сияющее лицо делало его еще больше похожим на мальчишку.
– Не забудьте. – Она попросила его сказать Тесс, что надеется, однажды они смогут встретиться как друзья. – Это важно.
– Да, это важно, и я не забуду, и я вернусь, прежде чем вы успеете оглянуться. – Для ушей тех, кто стоял поблизости он добавил погромче: – Я прослежу, чтобы о вашем счете из магазина позаботились, не тревожьтесь. – Он напоследок чуть заметно сжал ее руку и беспечно вспрыгнул на скользкую палубу, удерживаясь одной рукой, последний из всех пассажиров. Боцман свистнул в свою дудку, дал «полный назад», и катер, пятясь, отошел от причала. Горнт махнул рукой, потом, не желая показаться нескромным, спустился в каюту.
